Сталин прошёлся по кабинету, попыхивая трубкой, после чего развернулся и бросил задумчивый взгляд в окно.

– И когда же, вы считаете, наступит момент разворачивания этого самого серийного производства?

– Не ранее тридцать девятого года, – вздохнул Ванников, – а скорее даже и конец сорокового. Потому как работы там ещё столько, что ух…

– Хм, хорошо, нам понятна ваша позиция. Теперь давайте по атомному оружию…

Чего рассказать по атомному проекту, у Бориса Львовича было. И много. Как-никак, именно атомный проект являлся одной из главных задач, которые были поставлены перед уходом в будущее. Что именно Сталин и сотоварищи знали по этому вопросу, Ванников не представлял, но, как видно, не слишком много. Потому как уже очень скоро после того, как он начал заниматься этим делом, ему стало понятно, что надежды Сталина, который его и инструктировал по данному вопросу, совершенно точно не оправдаются. И вот теперь ему предстояло убедить в этом самого Иосифа Виссарионовича…

– Значит, начало разработки атомной бомбы вы также предлагаете перенести на более позднее время? – задумчиво произнёс Киров, когда Ванников закончил доклад. Сталин же весь доклад промолчал.

– Да, – кивнул Борис Львович. – Хотя разработку карьеров в Узбекистане и Казахстане можно будет начинать уже через пару-тройку лет. Если сможем запустить в серию новые экскаваторы и самосвалы и дотянем до месторождений железнодорожные ветки. В урановой руде встречается весьма заметное количество радия, так что добычу урана вполне можно поначалу прикрыть именно как добычу радия.

Тут поднял руку Меркулов и, дождавшись разрешения, сообщил:

– Это верно, первые в мире атомные бомбы были созданы из урана, выделенного из руды, добытой в Бельгийском Конго, как раз на тех рудниках, на которых велась добыча радия. Кстати, есть варианты перехватить хотя бы часть этой руды. Потому как там уж больно большое процентное содержание урана[70]. Десятки процентов! И она ещё практически вся на рудниках. Её поставка в Европу только планируется и, согласно обнаруженной мной информации, будет осуществлена не ранее тридцать седьмого либо тридцать восьмого года. Для использования в качестве компонента краски для фарфора. А в США и того позже – в сороковом. После поездки управляющего «Юнион Миньер дю о’Катанга» Эдгара Сенжье в Англию, где ему организовали встречу с Жоли-Кюри, который и растолковал ему, в чём состоит главная ценность и опасность урана. Там же она, кстати, валялась на складах в порту Нью-Йорка, никем не востребованная аж до сорок второго года. И по оценкам, наличие именно этой руды сократило срок реализации «Манхэттенского проекта» не менее чем на полгода. Если бы, как первоначально планировалось, использовали канадскую, то прототип появился бы не ранее второй половины сорок пятого года, а боевое устройство – в сорок шестом. И кстати, именно на части этой руды, которую не успели эвакуировать в США и которая была захвачена немецкими войсками на складах обогатительной фабрики всё той же «Юнион Миньер» в бельгийском Оолене, расположенном в тридцати с небольшим километрах от Антверпена, была во многом также построена ещё и атомная программа Гитлера[71].

– Хм, видно, что вы хорошо проработали вопрос, – удовлетворённо кивнул Сталин Меркулову, после чего повернулся к Ванникову: – А мы не отстанем?

– Нет, – решительно качнул головой Борис Львович. – Во-первых, и так не отстали, в той реальности, где мы были, свою атомную бомбу СССР получил уже в конце сорок пятого, то есть всего лишь чуть позже американцев, а во-вторых, я привёз материалы, которые точно смогут сократить срок создания ещё года на полтора-два.

– Всего-то? – усмехнулся Сталин.

Ванников пожал плечами.

– Увы, эта программа в первую очередь – создание новой индустрии, новой промышленной отрасли, а здания, цеха, железнодорожные пути строятся одинаково – что для шахтёров, что для энергетиков, что для атомщиков.

– Ну так и надо начать их строить, как для шахтёров! – сердито воскликнул Бухарин. – Чего ждать-то?

Борис Львович вздохнул.

– Это очень дорого! И если мы начнём это делать прямо сейчас, то программа второй пятилетки точно рухнет. Напрочь! Так что я бы всё-таки рекомендовал отложить начало воплощения основной программы до третьей пятилетки. К тому времени мы уже успеем всё основательно спланировать, и будет более-менее понятно, сколько на этот проект потребуется денег и ресурсов. А также как наиболее правильно будет вписать её в программу третьей пятилетки. Если сделать это под маркой, скажем, программы развития радиевой промышленности, да ещё и распихать её большую часть по другим подпрограммам: в развитие энергетики, горнодобывающей промышленности, железнодорожного сообщения с отдалёнными районами и так далее, то всё пойдёт хорошо, и резать по живому, руша не только уже свёрстанные, но и вовсю воплощаемые планы не придётся, как это точно нужно будет делать, если мы начнём что-то прямо сейчас и начало работ от лишнего внимания прикроем. К тому же если начать сейчас перераспределять какие-то значимые средства и иные ресурсы, а без этого никак, то за рубежом точно заинтересуются, а на что это мы тут так активно нацелились?

– Так вы можете гарантировать, что мы на этот раз точно обгоним всех? – ещё раз настойчиво уточнил Бухарин.

– Голову даю на отсечение, – решительно заявил Ванников.

– К тому же у меня есть предложения, как немного… притормозить чужие атомные программы, – снова подал голос Меркулов.

– Хм, ну хорошо, мы подумаем, – согласился Сталин. После чего уточнил: – Ещё что-нибудь?

Борис Львович на пару мгновений задумался, а затем решительно кивнул.

– Да, есть ещё одна тема. По сельскому хозяйству.

– А что с ним не так? – удивился Иосиф Виссарионович. Ванников замялся.

– Да в общем всё так, но есть способ не слишком дорого заметно увеличить урожайность.

– Сильно заметно?

– В среднем процентов на двадцать-тридцать, а в проблемные годы может доходить до полутора-двух раз. Но это потребует заметного развития химической промышленности.

– И что же это за способ?

– Пестициды…

После короткого, но жаркого выступления Ванникова Сталин задумался.

– Хм, а почему Александр нам об этом никогда не рассказывал?

Борис Львович вздохнул.

– Скорее всего, он считает применение пестицидов в сельском хозяйстве вредным, а то и недопустимым. Дело в том, что единственный вариант, который мы сегодня можем освоить, это дихлордифенилтрихлорметилметан, или ДДТ. А он там, в будущем, считается жутко вредным.